Piter Smooth jazzpeopleВсегда приятно побеседовать с музыкантом, опыт выступлений которого является столь богатым, уникальный взгляд на музыку и неукротимый энтузиазм восхищают, а добродушие располагает к приятной беседе. Сегодня JazzPeople посчастливилось пообщаться именно с таким человеком – Евгением Петровым, более известным как Piter Smooth. Дарина Осташева побывала в гостях в его первой студии – PiterMusicStudio.

– С чего начинался Ваш творческий путь, как Вы заинтересовались музыкой и в частности, джазом?

– Во-первых, была музыкальная школа, я еще тогда не понимал, что я вообще музыкант. В 6 лет ни один ребенок не поймет, «засунули» в школу – попал на скрипку, кошмар! (Смеется). Занятия на фортепиано были платные, пришлось на скрипку идти. А  джаз… Там я познакомился с пианистом Сергеем Беловым, который уже что-то такое играл, приближенное к джазу, и мне это стало очень интересно. И это в 6 лет! (Как будто удивляясь, вспоминает Евгений). Хотя, основную роль сыграл, конечно, отец, который играл и на фортепиано, и на скрипке, и на аккордеоне.

В доме у нас часто бывали музыкальные вечеринки

Пластинки были джазовые, но зарубежных не было. Были Цфасман, Утесов, Варламов, потом появился Олег Лундстрем, ансамбль «Мелодия» Георгия Гараняна, за что ему большое спасибо, так как большую часть музыки я слушал  именно его. Ну и вечеринки музыкальные в доме были часто, поэтому, как только я смог дотягиваться до нот (на фортепиано), отец начал мне показывать какие-то первые произведения. Помню, я даже спрашивал о гармонии: отец не понимал, что это такое, но «тыкал» правильно. (Смеется)  Ну а насчет скрипки. Она, конечно, не портит, но мне она все-таки впечатление подпортила – я скрипачом  быть абсолютно не хотел, для меня это было противно, сложно…

– И тем не менее отучились 9 лет?

– Да, тем не менее – 8 лет  музыкальной школы и 9 год  подготовительный. Получил в конечном итоге красный диплом, чему я был удивлен, потом встал вопрос о том, кем быть  –железнодорожником или музыкантом, так  как отец сам железнодорожник – ремонт тепловозов, тормозов и т. д.  Кстати, в его техникуме я впервые попробовал играть на трубе. Мне сказали: «Возьми ноту «до» и дуй ее». Я начал возмущаться, почему «до», а не «си-бемоль»? Тогда выяснилось, что у меня абсолютный слух, и так как труба – это транспонирующий инструмент, я не мог понять, почему это «до», а звучит «си-бемоль». Тем не менее, пришлось как-то перебороть себя – видишь ноту, а играешь другую, и подчиниться неким устоям.

– Сколько лет вам было, когда вы покинули Вологду?– Насколько я знаю, это было в Вологде, ведь вы и сам оттуда?

– Да, вологодский (Евгений забавно выделяет гласные «о»). Вологда богата талантами. Япомню,  со мной выпускалось четыре тромбониста, и все они пошли в Большой Театр, квартет тромбонистов Большого Театра.

– Сколько лет вам было, когда вы покинули Вологду?

– В 16 лет меня уже там не было.

– И вы сразу направились в Петербург?

– Нет. Первым был Петрозаводск, консерватория.

– Там же, кстати, учился и Андрей Кондаков.
– Да!  Я его лично знаю, и был у него на госэкзамене, когда он играл. Знаю, что он сейчас  является арт-директором джазового клуба JFC.

Piter Smooth jazzpeople

– Как быстро вы определили джаз, как основу своего творчества?

– Не быстро. Это пришло, как говорится, с годами, но подсознательно джаз был всегда рядом, с детства. Ритм, придумывание на ходу своих мелодий. Оказалось, что это называется импровизацией. (Улыбается) Мне нравилось импровизировать, изучать законы, с помощью которых это делается, как нужно обыгрывать свое произведение.

– Какой музыкальный инструмент вы считаете истинно «своим»?

– Тромбон! К сожалению, мне не пришлось  долго на нем играть, но зато, это было самое счастливое время! Тромбон, потому что он единственный из духовых, который обладает чистым глиссандо (прим. автора – «плавное скольжение от одного звука к другому»), а это дает очень много возможностей, как скрипка. Но скрипка в джазе  – очень сложно, ведь малейшая оплошность и слушать невозможно. Так что тромбон, безусловно!

Это было самое счастливое время, когда я играл на тромбоне

– Произошла какая-то неприятная история, из-за которой вам пришлось отказаться от любимого инструмента?

– Утратил физическую способность играть на нем.  Я даже не знаю, чья именно это ошибка. Наверное, изначально просто неправильно научили.  Мой педагог  по трубе сам показать не мог, поэтому волей-неволей пришлось что-то узнавать.  Сам принцип игры «прижимистый», от которого сейчас все отказываются. Давить на губы ни в коем случае нельзя, так же, как и на связки, и ни на что другое. Все должно быть легко.  Труба и тромбон – немного разные инструменты, хотя при хорошей школе, как показывает практика, можно научиться играть одинаково хорошо на саксофоне и одновременно на кларнете. Мышцы имеют свойство восстанавливаться, то есть даже если ты перетянул руку, переиграл губы (как в моем случае), все это восстанавливается. За меня брались зарубежные учителя. Был один в Польше, который говорил мне, что восстановит. Через неделю он сказал, что этого сделать, к сожалению, не сможет. И врачи говорили, в частности, моя мама, тоже врач, твердили: «Все восстановится, надо только подождать». И вот уже 20 лет, как я думаю, ждать уже не буду. Последняя попытка была буквально в прошлом году, после которой я подумал, что это видимо свыше.

– Вероятно в то время, не было такой доступности обучения западной школы, из-за чего и было допущено столько ошибок?

– Вообще среди трубачей есть такая  школа Тимофея Докшицера, академическая, и пользоваться ею в джазе в то время, мне вообще она казалось провальным. Американская школа совсем другая – бесприжимная игра. Кстати, Джеймс Моррисон подтвердил это наглядно  – если не нажимать на губы, если делать все естественно, можно играть на любом инструменте, и играть без ограничений.  Нет так называемого «потолка».

– Наверное, дело еще в том, что наша система музыкального образования не такая индивидуальная, как хотелось бы. Нет более детального  подхода к изучению возможностей каждого ученика.

– Я думаю, это связано с какими-то особенностями. Помню, у нас нужно было ставить мундштук посередине, но если у кого-то зуб кривой, как же ему быть?  В Америке можно ставить так, как удобно человеку. В этом кардинальное отличие  между нашей «той» школой и американской.

– То есть нет жестких ограничений?

– Ограничений нет, но  есть продуктивные упражнения, есть к кому обратиться, и как показывает практика, никто американцев не переплюнул в этом плане, и вряд ли кому-то это вообще когда-нибудь удастся.

Звучание в группе оказало на меня наибольшее влияние

– Кого из джазовых музыкантов вы считали образцом для подражания в период своего творческого становления?

Оскар Питерсон был всегда! Он мой кумир, я считаю, что такого больше не будет. Из духовиков – Джеймс Моррисон, Бренфорд Марсалес, Рэнди Бреккер. Скорее группы больше повлияли на мои аранжировки. Групповое звучание, скажем так, для меня ценнее. Группа, которая меня изменила напрочь, это Earth, WindandFire! Первый раз, попав на их концерт, в Сопоте я три часа просто проплакал! Это был неимоверный кайф! Для меня они продолжают оставаться, своего рода учителями.

– Поделитесь, пожалуйста, впечатлениями о джазовом фестивале в Дрездене, непосредственным участником которого вы были.

– Это было очень яркое событие. Пять дней безудержногочастья, как на сцене, так и в периоды между выступлениями. Обслуживание просто поражало! Ну немцы! Во-первых,  немцы очень любят джаз. Многие любят джаз, но у немцев свое особенное отношение. Они не просто любят, они счастливы, когда слушают джаз! Не какой-либо модальный или что-то в этом роде, а диксиленды, традиционный джаз. Это самая благодарная публика! Такие фестивали, как Дрезденский потому настолько и хороши, что организуют их немцы, с их педантичностью, аккуратностью в отношении аппаратуры, так и к людям.  Воспоминания самые лучшие – я играл в черном фраке, на белом рояле…

Piter Smooth jazzpeople

– Выступали вы как соло пианист или же в команде?

– Это была команда, украинский коллектив, в основном. Чем он был интересен для меня – солист Сергей Крючков, все держалось на нем. Он до сих пор занимается своим делом – получил первое место во Франции за подражание Луи Армстронгу. Если закрыть глаза, по-настоящему кажется, что поет Луи, тем более что он трубач, как и сам Армстронг.

– Работа на корабле в качестве джазового пианиста, наверняка внесла неоценимый вклад в ваше творчество?

– Ну, джазовый пианист – громко сказано, в принципе, это работа тапёра, интертеймент. Не только джаз, более того, могу сказать, что для американской публики джаз не совсем первая музыка, которую они слушают, в основном – популярные  темы из каких-либо спектаклей, мюзиклов.

никто не расписывал ноты, не было никаких условностей

– С какими именитыми музыкантами вы играли, и кто запомнился особенно?

– Эрик Мингус, сын знаменитого Чарли Мингуса, но он скорее блюзовый человек. С ним было два или три концерта в Ингольштате. Хотя с ним и трудно говорить, он из Нью-Йорка, у него свой диалект, он человек замкнутый. Однако, когда он выходит на сцену, сразу включается все  его обаяние. Интересно, что никто не расписывал ни ноты, не было никаких условностей! Также посчастливилось стоять на одной сцене с Гансом Далфером в Тилбурге. Как сейчас помню, мы играли тему Perdido, и только потом меня спросили: ты вообще знаешь, с кем ты выступал? Мне рассказали о нем.

– Был еще какой-то эпизод с Би Би Кингом?

– Это был уже джем-сейшн после его концерта, когда мы уже все «полезли» на сцену и сыграли один и тот же блюз. Я не думаю, что кто-то что-то заметил, но сама энергетика! Мне дали сыграть на одной сцене с королем. (Улыбается)

– Хотели ли вы, организовывая свою студию, чтобы она стала еще одним местом для позиционирования и развития джаза в Санкт-Петербурге?

– Конечно, безусловно!

Piter Smooth jazzpeople

– Часто ли к вам обращались преимущественно для джазовых аранжировок?

– Не часто, но хорошо, что это тоже есть! В основном, почему-то дети!  Уже не первому ребенку я делаю джазовый минус. Очень сложно кстати в программе бывает создать звучание именно биг-бэнда.

– Какие планы на будущее в вашей нынешней студии и что вас связывает сейчас с PiterMusicStudio?

– В планах – чтобы заработал филиал в полную силу в Луге, так как я там живу. И уже люди приезжают в студию. Талантов, к слову, по Ленинградской области множество! Также  очень важно, чтобы не заканчивался мой большой проект по SmoothJazz, чтобы эта музыка была востребована, как можно больше. У меня итак сейчас больше шестисот  авторских треков, а хочется еще больше  – тысячу, две! Безумное счастье – делать, что хочешь, и это принимается! А по поводу того, что связывает с этой студией… Да все связывает! Здесь работают мои друзья, мы постоянно обмениваемся информацией, есть какая-то работа, обмениваемся различными советами.  Я желаю этой студии процветания. В общем я доволен и спокоен за нее, она в хороших руках!

Беседовала Дарина Осташева

Piter Smooth jazzpeople