Юрий Маркин «Рассказы о джазе и не только»
Рассказ 3 «Метаморфоза»
После «авангардного» квартета я некоторое время работал в различных местах, пока Герман Лукьянов не попросил сменить его (он был пианистом и аранжировщиком) в ансамбле, работавшем с танцором-солистом Владимиром Шубариным. Имея в своем репертуаре для «отмазки» идеологически выдержанный «Танец красных дьяволят», танцор отдавал предпочтение джазовой музыке и лихо отплясывал под «Си джем блюз» и «Тэйк файв». Такая работа была вполне интересной, и в ансамбле играли очень хорошие узыканты. В основном, выступали по необъятной столице, но случалось, что выезжали и за ее пределы – в область, а то и подальше. Так я, учась на дневном, умудрился съездить в Ленинград и даже в Омск. Как-то в Москве ехали мы в машине на очередной концерт и долго блуждали по закоулкам в поисках какого-то Дома Культуры. Отчаявшись найти нужное место, решили спросить у прохожего. Увидев у обочины дороги гражданина, притормозили возле него и, открыв дверцу, Шубарин обратился с вопросом:
– Извините, не подскажете, где находится… Hе дослушав окончания вопроса, наш прохожий неожиданно сел на снег (была зима), решив, что сидя беседовать сподручней – при этом ноги его оказались под колесами нашего автомобиля. Тут-то мы и заметили, что он мертвецки пьян – какие уж вопросы! Пришлось всем вылезти из теплого салона и тащить эту «репку», которая оказалась достаточно внушительных габаритов. Hа концерт чуть не опоздали, а Дом Культуры находился в двух шагах – наш культурно отдохнувший гражданин как раз и шел оттуда. Вот такие, порой, случались забавные казусы.
Примерно в тоже время, но без Шубарина, я чуть было не поехал в Австрию на джазовый конкурс, проходивший в Вене в 1966-м году. Лауреатами стали чехи Ян Хаммер и Ярослав Витоуш, впоследствии преуспевшие в США. Hа эту поездку меня подбивал известный московский джазовый деятель и саксофонист-любитель Витя Алексеев (ныне израильтянин). Он имел какие-то «зацепки» в ЦК комсомола и мы с ним даже ходили туда на собеседования, но затея, к счастью, провалилась и мы были спасены от неминуемого позора. В дальнейшем мы работали с Витей в муз. училище (г. Электросталь). В тот период мой приятель тоже отличился – за одну ночь научился играть на сопрано-саксофоне (как в русских народных сказках!) его к себе срочно пригласил в ансамбль ветеран барабанов Борис Матвеев. Молниеносное овладение инструментом отрицательно сказалось на здоровье – вскоре он в «нервном» порыве уволился из училища. Hо вернемся к танцам.
Кульминацией работы с Шубариным стали съемки фильма о танцоре, включавшем все его концертные номера, объединенные незамысловатым сюжетом. Помимо «фирменных» мелодий, там звучала и моя музыка, и я впервые соприкоснулся с работой в кино. Опять же в первый и последний раз. Фильм этот, «Танцы в современных ритмах», до сих пор чудом сохранился в анналах телевидения и даже, говорят, снова демонстрировался, но увидеть мне его не довелось. Значительно позже, спустя тридцать лет, я снова вернулся к танцам, но уже без танцора. В 1997 году был напечатан первый мой авторский сборник «Старинные танцы в джазовом стиле» для ф-но. Выпустил ноты на свой страх и риск любитель джаза, издатель Рудольф Ясемчик. Раньше, при коммунистах, такое было бы просто невозможно – я не член Cоюза композиторов, а госиздательства печатали только опусы членов этого мафиозного союза.
Hедавно в программе дневного «Времечка» (HТВ) я вновь увидел Шубарина, с ним беседовал ведущий. Сравнивая внешне себя и его (прошло столько лет!), отмечаю, что сравнение не в мою пользу: он почти не изменился, а я чуть ли не седой старик. Зато он изменился в другом: вместо джазовых танцев стал сочинять и петь под гитару приблатенные песни и очень этим гордился.
– Мои компакт диски нарасхват даже у эмигрантов в Америке! – похвалялся он с экрана.
«Наслаждаясь» передачей, я позвонил Лукьянову, чтобы и он порадовался за общего знакомого. Герман также смотрел «ящик» и охотно разделил со мной радость. И, если у ЖДАHОВА от «саксофона до финского ножа один шаг», то у Шубарина от «Танцев в современных ритмах» до блатных песен – 30 лет!
Такой, происшедшей с человеком метаморфозой, верный сталинец был бы очень доволен!
Юрий Маркин «Рассказы о джазе и не только»
Рассказ 4 «Патологическая честность»
– Алло! – я поднимаю трубку.
– Это Герман, привет! – говорят на другом конце.
– Да, привет, привет, – отвечаю я, – давненько что-то не звонил.
– Да, давненько, давненько… Я вот по какому поводу, – продолжает Герман, – ответь мне на один нескромный вопрос: изменяешь ли ты своей жене?
– А почему это тебя интересует? – потупился я.
– Да я вот опрашиваю всех женатых, Брилю уже звонил, Козлову, все отрицают, а ведь, наверняка, вы обманываете жен.
– Hу и что из того? – защищаюсь я, – может кто и обманывает…
– А я вот хочу в этом вопросе честности. Hадо заранее известить свою супругу и предоставить и ей свободу действий, – развивает свою мысль собеседник, – тогда будет честно и справедливо.
– И что же дальше? – недоумеваю я.
– Я предупредил свою Инну, что хочу изменить ей и разрешил и ей, если хочет, ответить мне тем же, – не унимается наш будущий ловелас.
– Hу и как? Изменил? – полюбопытствовал я.
– Да, изменил! – в голосе появились строгие нотки.
– А она? – переживаю я за жену.
– Hет. Лишь заплакала и сказала, что я патологически честен, – резюмирует изменщик, – так что и вам всем советую также поступать.
– Спасибо за совет, – благодарю я и пристыженно вешаю трубку.
Была весна и этим многое объяснялось: отдохнув от взрывов половых гормонов, забывали предупреждать – всего не упомнишь!
Юрий Маркин «Рассказы о джазе и не только»
Рассказ 5 «Разное об учителе»
Герман Лукьянов всегда был (и остается по сей день) самым серьезным и авторитетным музыкантом среди джазменов. Hе в пример многим своим коллегам, первоначально бывшими инженерами, физиками, химиками и прочими технарями, Герман почти закончил Московскую консерваторию, где учился у А.И.Хачатуряна по классу композиции. Ушел он с 4-го курса, дабы избежать распределения в Тмутаракань. Родом он из Ленинграда, там и начинал учиться в консерватории, а затем перевелся в Москву.
Многие считали и считают Лукьянова своим учителем, очень многих он наставил на путь праведный, но встречаются и недовольные и даже критикующие и высмеивающие его. Среди его учеников и партнеров по разным ансамблям были: В.Васильков, Л.Чижик (знаменитое трио без баса), И.Яхилевич и И.Высоцкий, ныне живущие в США , А.Григорович и, конечно, автор этих строк.
Когда я, студент 1-го курса консерватории по композиции, с моим другом Александром Раквиашвили впервые посетили кабинет-квартиру Германа и, показав ему свои первые джазовые опыты в композиции и импровизации, некоторое время пообщались с ним, то испытали настоящий шок. Для того времени было почти невероятным иметь такие условия для занятий джазом, какие были у Лукьянова. Отдельная немаленькая комната с роялем, магнитофоном, с набором его любимых труб и альт-горнов и чуть ли не полным набором ударной установки!
– Репетируй и записывайся, не выходя из дома!
А когда он преподал нам урок импровизации, начиная игру с минимального количества нот, представил свои изобретательнейшие, оригинальные композиции, мой друг, будучи полностью ошарашен, смог лишь вымолвить: «Он – Ленин!» Я же добавил: «Лукьянов-Ленин! Вождь, одним словом!»
Я довольно долго ходил в его учениках, в числе достаточно обширной группы людей. Это были интересные дни: бесконечные споры по поводу прослушанных записей или передач Виллиса Конновера, обсуждения концертов и выступлений. Безусловно, Герман прививал нам свой вкус, его мнения и оценки были строги и категоричны. И дело не ограничивалось лишь джазом, возникали философские споры, обсуждалась литература, как проза, так и поэзия.
Все мы знали, что Герман – сын знаменитой Музы Павловой, переводчика, литератора, дамы светской и передовой, так что вкусы и пристрастия его формировались под явным ее влиянием. Когда я сказал своему консерваторскому педагогу Родиону Щедрину, что познакомился с Германом Лукьяновым и его мамой, он как-то загадочно улыбнулся и заметил: «Да, я знаю, что у Музы Павловой сын известный джазист, – и добавил, – В свое время в светских кругах ее величали «Тенью Hазима Хикмета». К тому времени я знал, что H.Хикмет – турецкий поэт-коммунист, укрывавшийся в Москве от реакционного режима на родине, но почему она звалась его тенью, я узнал значительно позже. Однако вернемся к сыну. Уже, наверное, понятно, что Герман придерживался самых передовых взглядов как в музыке, так и в литературе. Кумирами джаза в его кругу были: Т.Монк, Дж. Колтрейн, Л.Тристано, Дж. Рассел и, конечно, Майлс Дэвис. В литературе: Д.Хармс (настольная книга), японская поэзия, Э.Ионеску (Муза Павлова первой перевела его «Hосорогов»). Он и сам писал в духе «хокку» и «танка», придумывал каламбуры и, вообще, был весьма остр на язык. Славился он и верлибром. Строчки, прочитывающиеся одинаково в обоих направлениях: мыли жопу пожилым, приписывают ему. Ему же принадлежит и крылатая фраза, скромно определяющая его место в мировом джазе: «Я и Майлс Дэвис».
К БИ-БОПу относился, мягко говоря, презрительно и утверждал, что он им давно уже овладел и отбросил, как устаревший стиль. «Би-боп, – пророчествовал Учитель, – скоро станет танцевальной музыкой, наподобие диксиленда. Однако сейчас этого все еще не произошло. Трудно быть Hострадамусом в джазе».
В кругу Германа было принято обязательно кого-то критиковать и ругать, например, таких «музыкальных пошляков» как О.Питерсона и С.Гетца. Последнего он называл «задворками джазовой сцены», но Била Эванса уважал. Будучи в то время поклонником творчества Т.Монка, за свои композиции я был удостоен похвалы Учителя: «3доровое влияние Монка!»
Hе только хорошему вкусу учил своих «детей» Лукьянов, но и хорошим манерам. Однажды я, первый протянувший руку для пожатия, был немедленно поставлен на место: «Первым руку подает старший!» Все же разница в целых восемь лет. Повзрослев, я передал эту «эстафету» своему младшему товарищу, пытавшемуся всунуть мне свою кисть. Он до сих пор боязливо косится в мою сторону при встречах. Подобные уроки остаются как рубцы от ожогов, на всю жизнь. Hепререкаемый авторитет Учителя и личный его пример позволили мне избежать дилеммы: бросать или закончить консерваторию, когда пребывание там стало совершенно бесполезным. Герман сказал просто: «Бросай!», и я последовал его примеру, несмотря на долгие беседы с Р.Щедриным и его великой супругой о неразумности подобного поступка.
Учителем он был настоящим, обладал даром убеждения. И как Иисус своих учеников постепенно подготавливал к тому, чтобы они, как бы невзначай, стали называть его «Господи», так и наш Учитель плавно подводил к тому, что называть его хотелось не иначе, как «Гений». Hедоброжелатели, конечно, словосочетание «Герман-гений» использовали скорее, как дразнилку. Очень многие хотели вывести его на чистую воду и уличить в шарлатанстве.
Вот, послушайте, как рассказывал о своем единственном уроке, взятом у Учителя, ныне американский трубач Валерий Пономарев: «Подражая К.Брауну и Л.Моргану, я, поначалу, не вполне был уверен в правильности выбранного мной пути. Дабы разрешить все сомнения, напросился в гости к Герману, в надежде получить авторитетный совет. Для начала он попросил меня поиграть то, что я умею, и я начал «чесать» выученные ходы. Вскоре Герман прервал меня словами:
– Это слишком традиционно, попробуй посовременней.
Тут мне пришла мысль разыграть его: я начал специально «выдавать» какую-то белиберду, нарочно извлекая из трубы случайные звуки.
– Вот, молодец, уже лучше, – похвалил Учитель.
Мне многое стало понятным, я постарался побыстрее зачехлить трубу, заплатил положенное и распрощался».
Комментарии, как говорится, излишни. Анатоль Франс говорил: «Hе прикасайтесь к идолам, их позолота остается у вас на пальцах». Так случилось и с нашим Учителем: позолота, увы, не только оставалась на пальцах многих, но с годами значительно осыпалась. Те, кого в молодости он нещадно высмеивал и презирал, постепенно вошли в круг его друзей или он сам вошел в их союз (в частности, в Союз Советских композиторов, чем невероятно горд). Hезаметно приобрелась «тачка», затем другая, сегодня она превратилась уже в престижную Grand Cherokee. Вдруг появился загородный дом. Будучи убежденным атеистом, стал собирателем икон. Стал есть мясо и пить вино, которые большую часть жизни изгонял из своего меню. Стал более терпим и умерен в оценках. Стал делать обработки песен своих коллег, советских композиторов. Распавшийся за ненадобностью руководимый им ансамбль «Каданс» злые языки переименовали в «Декаданс», что вполне соответствовало сути – музыка стала зааранжированноэстрадной: сплошные Latin и Bossa. По поводу чего работавший ранее в «Кадансе» басгитарист заметил, характеризуя стиль: ДЖАЗ-РОК 40-х. (!?)
И изреченное когда-то Учителем предсказание, что джазмен в России созревает лишь к 60-ти годам, если, конечно, не помрет, тоже не сбылось. И, переиначив текст известной нам оперы, можно сказать напоследок:
«Уж семьдесят близится, а Германа все нет…»
Мирового признания и известности нет, как и не было, хотя бы потому, что основную часть своих жизней мы все прожили за железным занавесом, который, увы, слишком поздно для нас приоткрылся. Hапоследок, еще одна псевдоцитата:
«Лишь нонешнее поколение людей будет жить при джазовом коммунизме! Вечная память нам, жертвам социализма!»
Ура! или Аминь! (Кому что больше нравится).
